Alexsa писал(а): ,жду продолжения...

Ну, и ладушки

и Дед подбросил фотки очень кстати, спасибо! Вглядитесь в них...
Пустынный брег
…Прощание было недолгим и безболезненным. Все было ясно и без слов. Меня не могла остановить никакая сила, а, если так, то зачем тратить собственные? Все были против, а что я мог сделать? Меня уже с ними не было, а все остальные стенания оставим прошлогодним дождям. Ведь знаете же вы – «С любимыми не расставайтесь…»
Приехал я окончательно в порт приписки в начале сентября с одной сумкой через плечо, устроился в «Доме моряка», бросил эту сумку на пустую койку со свернутым матрасом и чуть не взвыл. Опять я один, опять все сначала, опять море проверяет меня на прочность. В тот вечер меня спас портвейн «Черные очи», потом была «Южная ночь» и звезды прыгали в мои глаза и обратно, рассыпаясь по белым бульварам и затухая в пожелтевшей акации. А я сбросил с себя лет десять минимум. Так вот. Чтобы помолодеть, пускайтесь во все тяжкие, иначе ничто вам не поможет. Как?
…Этот город меня пригрел. Приморский южный город приятен своей глубиной. Во-первых, там всегда есть густой горячий борщ, присыпанный укропом. Там без укропа не ест даже бездомная собака. Они потом, перекусивши, валяются на теплых камнях и чувствуют сквозь сон своими сытыми животами уходящее, остывающее солнце. Им можно почесать даже брюхи и в ответ услышать глубокий вздох. В портовых южных городах не принято спешить. А как можно спешить, когда из распахнутых настежь окон наперегонки несутся запахи огромных скворчащих сковородок, напичканных баклажанами, помидорами, луком и яичницей! На той сковороде, размером с журнальный столик, даже рыба свежего улова начинает говорить, подергиваясь хрустящим боком в кипящем масле и обнявшись с болгарским перцем. Тогда я единственный старался поскорее пробежать по улицам в свою комнату. И не потому, что я был голоден, нет. Прийти в гости там не считается зазорным, и у меня уже была куча друзей, но там были СЕМЬИ. То, чего не было уже у меня. Но это был мой выбор. И самое главное, мне нельзя было об этом пожалеть. Ни в коем случае. Поэтому, я опять уходил один на берег. Я расскажу вам про пустынный морской берег.
Море ведь тоже устает. Оно, может, и не показывает виду, но отдыхать также любит на пустынных берегах. На курортных пляжах вы его можете терзать как угодно, плюхаясь в его волны с разбегу, кидая в него мячики, купая в нем своих детей, охлаждая, зарыв в песок, пиво, швыряя в него арбузные корки и, даже, втихаря можете пописать в него. Оно там ваше на время и все ваши забавы растворит в себе и обезвредит. Ведь вы его дети. Да, и мелочи все это.
Но, меняясь волнами, море приходит на безлюдный берег и отдыхает там. Я себе тоже выбрал такой берег, пока судно мое готовилось к рейсу и у меня были свободные и тем удручающие меня дни. Мне нельзя было оставаться наедине, и я не мог никого видеть. И вот тогда мне на выручку пришел глухой берег. Но нашел я его не сразу.
Должен сказать, что у меня чутье на морские волны. Можете кинуть меня в любую точку земли, покрутить вокруг своей оси, но когда я замру, посмотрев на небо и землю под ногами, я вам точно скажу, в какую сторону будет ближе к океану. У меня в черепной коробке или лоза какая-то или гирокомпас. Но тем не менее…
Я вышел на закате из подъезда и двинулся строго на запад. В тот вечер почувствовал себя особенно хреново и прибиться надо было к дикой волне. Я сразу заметил на задыхающемся от жары солнце синеющее марево и понял, что не ошибся. Только надо было поспешить, ночь на юге сваливается внезапно. Не составило труда быстро пересечь каменистый пригорок с дикой колючей алычой, и я сразу уткнулся в густой буковый лес. Тотчас потемнело и тени размазались по земле, смешиваясь с низкими ветвями. Однако тропинка искрилась еще горячей пылью, и мне было стыдно отступать, не увидев моря. Лес оказался перелеском и через десять минут передо мной растянулся горячий виноградник до самого горизонта, выставляя вперед налитые грозди, едва ли не лопающиеся от сошедшей жары и соков земных, переполняющих лозу. Сухая, растрескавшаяся земля уже не могла повлиять на урожай, а лишь мешала идти, поднимая из под ног красную пыль. Но впереди опять дрожало заходящее солнце, и его нижнюю кромку подрезала индиговая тетива. Виноградник взлетал на обрыве, а внизу, метрах в пятнадцати развалилось отдыхающее море.
Берег был тот самый, пустынный. Ни души. Да и как туда добраться с отвесного плато. И поэтому море вытворяло внизу что хотело. Во-первых, разбросало свои карие водоросли, где попало. Во-вторых, шумело неприлично громко. В-третьих, казалось бесстыжим, обнажая неожиданно прозрачной здесь водой, свои глубины. И мне вдруг нестерпимо захотелось к той глубине в объятия. Почему так тянет обнажиться на пустынном берегу? Или это мы вспоминаем себя младенцами, только вышедшими из океана? Скорее всего, страсть не хочет терять время на срывание одежд.
Солнце уже покачивалось в любимых им волнах, поворачиваясь к нам спиной и готовилось к встрече с иными континентами, а я кувыркался по жесткому обрыву, отбивая спину и копчик, потеряв где-то свои вьетнамки и уже знал, что сегодня этот берег будет моим. Он оказался каменистым, как и подобает пустынному. Я плюхнулся на острые камни, размазывая по щекам пыль пополам с горячим потом. Коленки ныли расшибившись. Я глянул назад на утес, на небеса, с которых свалился и понял, что обратно мне уже не выбраться. Да и не хотелось. Подольстившаяся волна схватила меня осторожно за мизинец, и, раздевая по дороге, потащила в свои изумрудные соленые глубины. Облизала содранную кожу, обдав огнем, и охладила, увлекая вниз, обнимая крепко у стылого дна. Тело мое, и так высушенное солнцем, потеряло всякий вес…
Когда я выбрался на камни, солнце едва успело попрощаться со мной, однако, тепло свое оставило на скалах, обещая не задерживаться в чужих краях. Помрачневшие глубины разметали пунцовую рябь, сгладились с остывшим небом и, замерев на мгновение в полной темени, вдруг пустили по поверхности серебряную струю, протянувшуюся вверх, но так и застывшую где-то посередине небосклона, размываясь. А пижонистая луна холодно взирала сверху на свой след, но не приближалась. Виноградная гроздь в моей руке тоже, как будто, покрылась инеем, но солнце в каждой ягоде все дозревало, светясь. Тогда, на том пустынном берегу, я вдруг отчетливо понял, что никогда уже не буду одинок…