Сообщение
fregat » Пн июл 20, 2009 1:21
Я окончательно запутался.
То есть, я понимал, что ось вращения Земли наклонена к ее орбите и, поэтому, на этом судне нечем дышать. Январь был на всех календарях, но именно в этом месте от него несло пеклом. Здесь лето находилось в разгаре. Разгоралось небо, не успевая потухнуть ночью, потому что южные созвездия врезались со всего размаха в навалившийся глубокий чернильный свод над нашими головами и плавили его. Подхлестываемые горячим ветром, звезды, померцав, блекли тут же в наступающем зеленом рассвете. И опять и опять… Теперь мы передвинулись севернее, но еще ближе к Экватору. Спасала только тоненькая зеленая прибрежная полоса на штурманской карте. На траверзе застыла пылкая Ангола. И еще я знал, что эта воображаемая ось вращения Земли всегда смотрит на Полярную звезду. А я видел ее только замерзшую, негласно коронованную, в скованном льдом северном полушарии.
Начало года медленно расплавилось, стекая к Южному полюсу и застыв перед носом изумленных пингвинов. В Антарктиду приходила осень. А мы собирались домой в зиму. Теперь планета превратилась для меня в физическое тело. Самый чуткий агрегат на судне мне зримо это доказывал. Идеальная сфера гирокомпаса, нежившаяся в смеси глицерина и спирта, жужжа непонятными даже мне моторами, говорила о том, что вселенная бесконечна, и мы подчинены лишь физическим законам. Пароход мог крутиться как бешенный, а сфера всегда оставалась на месте, указывая норд, лишь однажды, в начале пути, войдя в меридиан.
Чем ближе конец рейса, тем больше начинаешь психовать. И вдруг пугаешься берега. Самый желанный на свете берег становится страшным. Когда тралы сворачиваются на палубе, просыхая и облегченно вздыхая, к матросу приходят сомнения. Матрос привык полагаться на трал, вкладывая в него душу и трепет свои. Снасть не подводит и человек крепнет в себе. Сети гуляют в черных немых глубинах, приносят добычу и поселяют в нас уверенность. Это длится изо дня в день, но однажды соленые веревки скручиваются уставшие и озябшие у ног на раскаленной палубе, требуя законной передышки, и ты теряешь опору. Все выловлено, заморожено и сложено. Ты больше не нужен теперь. Нарушается ритм. Человек сбивается с курса…
Во-первых, сбривается борода. И зря. Беззащитная белая полоса приклеивается к подбородку на смуглых огрубевших скулах, вызывая улыбку у посторонних, и мне становится еще более неловко. Но хочется выглядеть и не испугать нежных, ароматных стюардесс в салоне ТУ-154. Мы вылетали из Луанды в конце февраля. Последнюю сводку погоды я принял – в Москве было минус двадцать девять.
В тени иссушенных пальм аэропорта оставалась жара в сорок полноценных Цельсия. Но меня удивило другое. Габриель Гарсиа Маркес смотрел сквозь роговые очки с цветных обложек книг на португальском. Только этот писатель и теплый ром стояли на полках крошечного магазина, прибившегося к аэродрому. Уставшие глаза в черепашьей оправе мне напомнили, почему-то, Старика, я подумал, что он беден и купил книжку со странным названием «El coronel no tiene quien le escriba». Она стоила меньше доллара. А ром я покупать не стал.
В Анголе продолжалась война, мы взлетали два раза и возвращались, я уже пожалел о некупленном напитке, когда с третьей попытки под крылом исчезла пустая земля, и нейтральный океан свинцовым блеском въелся в глаза. Моим соседом оказался лихой калининградский капитан, с усищами Дон-Кихота и с бутылкой пурпурного виски в кармане кителя. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись – у него тоже был белый подбородок.
…Теперь под ногами находился опять привычный океан, а расширившиеся глаза стискивали осиную талию пахучей бортпроводницы…
Через десять часов в Шереметьево уже шел снег на моих глазах и не обещал мне ничего хорошего. Мороз трещал.
И никто пути пройденного у нас не отберет...
