Мои океаны
Re: Мои океаны
Если бы ты знал , Фрегат , как мы это хотим увидеть , то давно показал бы...
"Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?..."
Re: Мои океаны
А ты, как-бы, не тем занят?fregat писал(а):А как видел...
Воно попустить, якщо не паралiзує!
Re: Мои океаны
ДНК писал(а):А ты, как-бы, не тем занят?fregat писал(а):А как видел...
"Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?..."
Re: Мои океаны
Да разве мне смочь?Alexsa писал(а):ДНК писал(а):А ты, как-бы, не тем занят?fregat писал(а):А как видел...
Посмотрите у меня в ЖЖ о. Пасхи! Это Тихий...
И никто пути пройденного у нас не отберет...
Re: Мои океаны
Адресок, плз. Посмотрим...fregat писал(а): Да разве мне смочь?
Посмотрите у меня в ЖЖ о. Пасхи! Это Тихий...
Это "жу-жу" неспроста. Зачем тебе жужжать, если ты не пчела?
Re: Мои океаны
fregat писал(а):
Посмотрите у меня в ЖЖ о. Пасхи! Это Тихий...
Искала - не нашла!!! Ни о. Пасхи , ни тебя!!!
"Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?..."
Re: Мои океаны
В это город, вопреки правилам, я прибыл воздухом, прямо с островов Зеленого Мыса.
Но это и знаменательно, так как Буэнос-Айрес в переводе с испанского – Добрый Воздух. Более вольный перевод – Город Пресвятейшей Троицы и Порт Богоматери Марии Добрых Ветров.
Мы приземлились в два часа ночи в аэропорту Министро Пистарини, прыгнули в автобус и в порт, на судно. В ночи мелькали чужие разноцветные огни, но теперь мысли мои были не здесь. Судно новое, аппаратура незнакомая и меня бил легкий мандраж. Успокаивало только то, что впереди был месяц дока и наглядный монтаж. Но настроение на «нуле», аппетита накакого и хотелось к маме…
Вот в таком ничтожном настроении я ввалился в каюту и…застыл – все было как в «Аленьком цветочке» - стол накрыт и никого! А на столе – две пятилитровых бутыли вина – красного и белого, манго с авокадо, копченный слезящийся окорок и коробка сигар. Пока я моргал глазами, влетел мой старинный кореш, которого я не видел сто лет.
- Послушай, старик, все потом – заорал он.
- Ты во всем разберешься, я помогу. Пей вино, кури сигары, я буду рассказывать тебе про этот удивительный город!
А город был действительно удивительный.
Мы прилетели в конце апреля, уже поздняя осень (+20) и дамы одели меха камышовых котов. Вино они пьют пополам с водой, а маленькие девочки в ресторанах кушают мясо с кровью «по-аргентински». Может, все потому, что они антиподы?
Сонный мегаполис, полный солнечных улыбок смешанных с диким запахом перемолотого кофе, тлеющих сигар, старого коньяка, дубленной кожи, сандалового дерева, оливкового масла, лимона, близкого океана…сверкающие витрины, резкие гудки автомобильных клаксонов, пронзительно-синее небо…тусклый блеск серебра, зеленая медь, теплое золото…белозубая черноусая ухмылка, красные юбки, шелковые чулки, стремительный обжигающий взгляд, взмах томных ресниц…огненное танго, «Besame mucho», крики чаек, далекий гудок парохода, шепот прибоя, легкий бриз…
Этот город, про который я много слышал, но но даже не мечтал увидеть, вдруг стал моим старым знакомым, чем-то напомнил Одессу, только здесь не было каштанов.
Я лежал на каменной лавке в парке ночью, Южный Крест моргал в провалившемся небе, еле слышно вздыхали тяжеленные пальмы, звезды падали мне на лицо, кто-то тихо касался губ…или это только казалось…чей-то далекий смех долетал ко мне, кружил, замирал и уносился дальше… Так можно было лежать вечность, не устав, ни о чем не жалея, не желая возвращаться…
Я больше никогда здесь не был, да и вряд ли буду, но Город поставил солнечную печать на моем сердце, врезавшись в грудь белоснежным камнем бульваров, сделав меня своим жителем на безжалостный миг…
Сон…может быть…если бы только не алые бусы, качающиеся на переборке в каюте над изголовьем. И странное имя – Габриэлла, как эхо с далеких гор…
http://www.youtube.com/watch?v=QjUrkgRo ... re=related
Но это и знаменательно, так как Буэнос-Айрес в переводе с испанского – Добрый Воздух. Более вольный перевод – Город Пресвятейшей Троицы и Порт Богоматери Марии Добрых Ветров.
Мы приземлились в два часа ночи в аэропорту Министро Пистарини, прыгнули в автобус и в порт, на судно. В ночи мелькали чужие разноцветные огни, но теперь мысли мои были не здесь. Судно новое, аппаратура незнакомая и меня бил легкий мандраж. Успокаивало только то, что впереди был месяц дока и наглядный монтаж. Но настроение на «нуле», аппетита накакого и хотелось к маме…
Вот в таком ничтожном настроении я ввалился в каюту и…застыл – все было как в «Аленьком цветочке» - стол накрыт и никого! А на столе – две пятилитровых бутыли вина – красного и белого, манго с авокадо, копченный слезящийся окорок и коробка сигар. Пока я моргал глазами, влетел мой старинный кореш, которого я не видел сто лет.
- Послушай, старик, все потом – заорал он.
- Ты во всем разберешься, я помогу. Пей вино, кури сигары, я буду рассказывать тебе про этот удивительный город!
А город был действительно удивительный.
Мы прилетели в конце апреля, уже поздняя осень (+20) и дамы одели меха камышовых котов. Вино они пьют пополам с водой, а маленькие девочки в ресторанах кушают мясо с кровью «по-аргентински». Может, все потому, что они антиподы?
Сонный мегаполис, полный солнечных улыбок смешанных с диким запахом перемолотого кофе, тлеющих сигар, старого коньяка, дубленной кожи, сандалового дерева, оливкового масла, лимона, близкого океана…сверкающие витрины, резкие гудки автомобильных клаксонов, пронзительно-синее небо…тусклый блеск серебра, зеленая медь, теплое золото…белозубая черноусая ухмылка, красные юбки, шелковые чулки, стремительный обжигающий взгляд, взмах томных ресниц…огненное танго, «Besame mucho», крики чаек, далекий гудок парохода, шепот прибоя, легкий бриз…
Этот город, про который я много слышал, но но даже не мечтал увидеть, вдруг стал моим старым знакомым, чем-то напомнил Одессу, только здесь не было каштанов.
Я лежал на каменной лавке в парке ночью, Южный Крест моргал в провалившемся небе, еле слышно вздыхали тяжеленные пальмы, звезды падали мне на лицо, кто-то тихо касался губ…или это только казалось…чей-то далекий смех долетал ко мне, кружил, замирал и уносился дальше… Так можно было лежать вечность, не устав, ни о чем не жалея, не желая возвращаться…
Я больше никогда здесь не был, да и вряд ли буду, но Город поставил солнечную печать на моем сердце, врезавшись в грудь белоснежным камнем бульваров, сделав меня своим жителем на безжалостный миг…
Сон…может быть…если бы только не алые бусы, качающиеся на переборке в каюте над изголовьем. И странное имя – Габриэлла, как эхо с далеких гор…
http://www.youtube.com/watch?v=QjUrkgRo ... re=related
И никто пути пройденного у нас не отберет...
Re: Мои океаны
Сижу и смакую все составляющие Города.... 
И опять "Besame mucho"...
И опять "Besame mucho"...
"Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?..."
Re: Мои океаны
Дааа! Безсмертная весч! Вспомнил эту песню в исполнении М. Магомаева - ежели кто встретит - маякните где скачать можно....
Воно попустить, якщо не паралiзує!
Re: Мои океаны
http://fregat-t.livejournal.com/11673.html В этой главе Буэнос Айрес со всеми вытекающими оттуда бесаме Мучо.PS писал(а):Адресок, плз. Посмотрим...fregat писал(а): Да разве мне смочь?
Посмотрите у меня в ЖЖ о. Пасхи! Это Тихий...
Надо будет ещё найти с Магомаевым, ДНК прав.
http://fregat-t.livejournal.com/10775.html Это - Тихий и остров Пасхи.
http://fregat-t.livejournal.com/10628.html Ангола и ещё южнее...., и самые северные пингвины.
http://fregat-t.livejournal.com/10336.html Намиб и львы, африканские.
http://fregat-t.livejournal.com/9814.html И ещё кое-что.
Re: Мои океаны
Читаю Фрегата и вспоминаю незабвенного Виктора Викторовича Конецкого.
Проняло до глубины души....
Проняло до глубины души....
Всегда на связи. Спутниковой.
http://www.элтек.рф или http://www.eltek.info
http://www.элтек.рф или http://www.eltek.info
Re: Мои океаны
Посчитал бы за великую честь...САА писал(а): вспоминаю незабвенного Виктора Викторовича Конецкого.
И никто пути пройденного у нас не отберет...
Re: Мои океаны
Всякий раз, открывая для себя новые земли, я не переставал удивляться тому, что восторг во мне не умер. Совершенно какой-то ребячий восторг каждый раз брал надо мной верх, когда я ступал на чужую землю. И неважно в который раз это случалось. Вы, мужи седовласые, помните, что такое щенячий восторг? Что такое кататься по земле, дрыгая ногами и задирая руки вверх, к небу, солнцу, звездам? Если это вам чуждо, мне вас жаль, и вы можете не листать далее мои страницы…
(Но тут таких нет, я знаю)
…Опять и опять, оказываясь под чужим небом, я ничего не боялся, чувствуя под собой родную палубу. Это как почва. Выбей ее из под ног и тогда ты окажешься не на плаву. Спасательный жилет тут не при чем…
Дважды в своей морской практике я терпел крушение, и оно было так далеко от дома, что даже звезды над головой мне ничего не говорили. Но когда ты погибаешь в открытом океане, то, поверьте мне, даже «Веселый Роджер» станет вам милее стылых пучин. Тем более, что на разбойничьих посудинах всегда имелся ром.
Дважды у нас выходил из строя двигатель и оба раза в самом неподходящем месте. По иронии судьбы, эти места оказались почти на одной параллели, только в разных полушариях и в разное время. Самое интересное, что до своих крахов я и не подозревал о таких названиях, а, попав туда, уже не смогу их забыть. Это Ушуайя и остров Кергелен. Вот о них я и попробую Вам рассказать.
Пролив Дрейка нам попался на пути из Тихого в Антарктиду. Вернее, мы ему попались. Там дуют такие ветра, в горловине, что лучше их имена вслух не произносить, чтобы не разбудить. В тех краях, начав путь, не знаешь наперед, чем он закончится. Даже теперь. На самом излете мыса Горн у нас «снесло» крышку первого цилиндра. Устав от бесконечных реверсов, двигатель психанул, подорвал шпильки и стреножил судно. На наше счастье произошло это днем и в, редкую для этих мест, тихую погоду. Два-три балла не считается. Слава Богу, мы еще не свалились в море Скоша, где льды уже обступают со всех сторон, и помощи там не дождешься. А в проливе всегда дежурят океанские буксиры, готовые прийти на помощь и вытащить из бурлящего протока. Нам накинули аркан на загривок бака и повели смиренных в самый южный город на планете. Магеллан давно прошел здесь проливом, так и получившим его имя, незадолго до своей гибели и нарек эту землю Огненной.
В бухте, куда нас притащили, небо оказалось так низко, что плечи поневоле сжимались и, казалось, тучи вот-вот рухнут с бледного склона. Но тот мгновенный испуг, полученный от смолкшего внезапно двигателя, сделал ледяные утесы желанными и милыми нам. Это твердь, к которой можно привязаться. Волны ли отражались в небе или наоборот, но цвет был неразличим, и две эти стихии сомкнулись вокруг нас, слившись с древними скалами. Еще идя проливом, я поразился дикости тех мест. Ветер за нагромождение черных базальтовых глыб не залетал, все стихло и если бы не рвущий впереди буксир, то я бы засомневался в реальности происходящего. Ни чахлого кустика по берегам фьорда, ни крика птицы над головой. Казалось, мы падаем в пропасть. С запада стал наваливаться туман, пожирая и землю и небо. Только точка на карте и стрелка компАса убеждали в том, что впереди что-то есть.
Ушуайя. Тем более удивительным оказался сам конец света, как называют это место. Зажатый в ледниках, населенный отчаянными людьми, этот город показал мне даже пальмы под снегом.
Вообще, жители Южной Патагонии это пингвины, альбатросы и странные голубоглазые высокие люди. Здесь не принято говорить о своем прошлом и, я так понял, что не все здесь оказались по своей воле. Судя по смешению языков – испанский, немецкий, английский, этот город не остывал, несмотря на низкую среднегодовую температуру. Но каждому прибывшему сюда на жительство негласно выдавалась индульгенция, и надо было только ее закрепить. Мы не простояли и двое суток, когда машина была запущена, что невообразимо для континентальной Южной Америки, где любимое слово «mañana». Казалось, что от нас хотели поскорее избавиться. Мы уходили так же, как и пришли – в тишине, невозмутимой темной гулкой водой меж равнодушных льдистых куполов, с которых струилась нескончаемая мга…
Годом раньше, во время почти научной экспедиции на юге Индийского океана, но уже в зимнем месяце июле, мы умудрились перегреть дейдвудный подшипник и на сутки нам понадобилась тихая гавань. Ближайшим таким убежищем, да, впрочем, и единственным, здесь оказался остров Кергелен. Мы шли восточнее, и компАс стал ненужным. Белоснежные альбатросы, наслаждаясь вечными здесь западными ветрами, застыв на уровне мостика, указывали нам направление, косясь бездонными глазами. Говорят, души умерших моряков становятся этими птицами. Не знаю, но я бы очень хотел. Что может быть сладостней расправить могучие крылья и оцепенеть над океаном? Господи, отпусти меня, потом, туда и не дай скиснуть Западным ветрам! Иначе, почему тогда летит эта пара вровень со мной и, затаив дыхание, смотрит мне прямо в переносицу? Какой ответ они ищут во мне? Или что хотят сказать своими рубиновыми зрачками?
Порт-О-Франсе оказался переметенной снегом станцией, и абсолютно без тихой гавани. ВетрА. ВетрА тут выли дико. Ураганы, выходившие из себя вон в открытом океане, немного стихли, упершись в несокрушимое плато, но прорывались отдельные отряды и сыпали в лицо колючим зарядом. Выползающие было туманы, разрывались в клочья немедленно. Даже робкая трава, клонясь к ржавой прозябшей земле, не тешила себя надеждой, но не погибала сразу, а, даже, порой, стряхивала с себя снежинки. Из-за низкого давления в этих широтах, улегшийся снег был похож на мягкое мороженое.
Но мы распластались у причала, заведя концы на могучие стальные сваи, и стали заниматься своим делом. Пятьдесят человек научной колонии оказались неисправимыми французами, любопытными, добродушными, но не знающими ни слова, кроме своего, до сих пор мной непостижимого, языка, быстро исчерпали свою жажду в общении и исчезли. И опять стылая земля у наших бортов оказалась милее прихватывающей настырным ледком соленой воды. Человек вышел из океана, но, все-таки, вышел к берегу…
Кроме нас, там стоял японский китобой. Экипажа мы так и не увидели. Лишь раз мелькнул угрюмый узкоглазый человек мимо меня на причале и все. Но меня это не удивило. В корешах у меня ходил Саня Колесников, гарпунер, элита промыслового флота, загребающий огромные деньги, но глубоко несчастный человек, вынужденный девять месяцев в году убивать себе подобных на краю света. Из которых потом делают тупую колбасу, расчески и духи. Адская работа. Когда я впервые увидел китов в океане, я понял, что с последним из них исчезнет и океан. Киты держат океан. А, заодно, и весь мир. На себе. Не верите?...
(Но тут таких нет, я знаю)
…Опять и опять, оказываясь под чужим небом, я ничего не боялся, чувствуя под собой родную палубу. Это как почва. Выбей ее из под ног и тогда ты окажешься не на плаву. Спасательный жилет тут не при чем…
Дважды в своей морской практике я терпел крушение, и оно было так далеко от дома, что даже звезды над головой мне ничего не говорили. Но когда ты погибаешь в открытом океане, то, поверьте мне, даже «Веселый Роджер» станет вам милее стылых пучин. Тем более, что на разбойничьих посудинах всегда имелся ром.
Дважды у нас выходил из строя двигатель и оба раза в самом неподходящем месте. По иронии судьбы, эти места оказались почти на одной параллели, только в разных полушариях и в разное время. Самое интересное, что до своих крахов я и не подозревал о таких названиях, а, попав туда, уже не смогу их забыть. Это Ушуайя и остров Кергелен. Вот о них я и попробую Вам рассказать.
Пролив Дрейка нам попался на пути из Тихого в Антарктиду. Вернее, мы ему попались. Там дуют такие ветра, в горловине, что лучше их имена вслух не произносить, чтобы не разбудить. В тех краях, начав путь, не знаешь наперед, чем он закончится. Даже теперь. На самом излете мыса Горн у нас «снесло» крышку первого цилиндра. Устав от бесконечных реверсов, двигатель психанул, подорвал шпильки и стреножил судно. На наше счастье произошло это днем и в, редкую для этих мест, тихую погоду. Два-три балла не считается. Слава Богу, мы еще не свалились в море Скоша, где льды уже обступают со всех сторон, и помощи там не дождешься. А в проливе всегда дежурят океанские буксиры, готовые прийти на помощь и вытащить из бурлящего протока. Нам накинули аркан на загривок бака и повели смиренных в самый южный город на планете. Магеллан давно прошел здесь проливом, так и получившим его имя, незадолго до своей гибели и нарек эту землю Огненной.
В бухте, куда нас притащили, небо оказалось так низко, что плечи поневоле сжимались и, казалось, тучи вот-вот рухнут с бледного склона. Но тот мгновенный испуг, полученный от смолкшего внезапно двигателя, сделал ледяные утесы желанными и милыми нам. Это твердь, к которой можно привязаться. Волны ли отражались в небе или наоборот, но цвет был неразличим, и две эти стихии сомкнулись вокруг нас, слившись с древними скалами. Еще идя проливом, я поразился дикости тех мест. Ветер за нагромождение черных базальтовых глыб не залетал, все стихло и если бы не рвущий впереди буксир, то я бы засомневался в реальности происходящего. Ни чахлого кустика по берегам фьорда, ни крика птицы над головой. Казалось, мы падаем в пропасть. С запада стал наваливаться туман, пожирая и землю и небо. Только точка на карте и стрелка компАса убеждали в том, что впереди что-то есть.
Ушуайя. Тем более удивительным оказался сам конец света, как называют это место. Зажатый в ледниках, населенный отчаянными людьми, этот город показал мне даже пальмы под снегом.
Вообще, жители Южной Патагонии это пингвины, альбатросы и странные голубоглазые высокие люди. Здесь не принято говорить о своем прошлом и, я так понял, что не все здесь оказались по своей воле. Судя по смешению языков – испанский, немецкий, английский, этот город не остывал, несмотря на низкую среднегодовую температуру. Но каждому прибывшему сюда на жительство негласно выдавалась индульгенция, и надо было только ее закрепить. Мы не простояли и двое суток, когда машина была запущена, что невообразимо для континентальной Южной Америки, где любимое слово «mañana». Казалось, что от нас хотели поскорее избавиться. Мы уходили так же, как и пришли – в тишине, невозмутимой темной гулкой водой меж равнодушных льдистых куполов, с которых струилась нескончаемая мга…
Годом раньше, во время почти научной экспедиции на юге Индийского океана, но уже в зимнем месяце июле, мы умудрились перегреть дейдвудный подшипник и на сутки нам понадобилась тихая гавань. Ближайшим таким убежищем, да, впрочем, и единственным, здесь оказался остров Кергелен. Мы шли восточнее, и компАс стал ненужным. Белоснежные альбатросы, наслаждаясь вечными здесь западными ветрами, застыв на уровне мостика, указывали нам направление, косясь бездонными глазами. Говорят, души умерших моряков становятся этими птицами. Не знаю, но я бы очень хотел. Что может быть сладостней расправить могучие крылья и оцепенеть над океаном? Господи, отпусти меня, потом, туда и не дай скиснуть Западным ветрам! Иначе, почему тогда летит эта пара вровень со мной и, затаив дыхание, смотрит мне прямо в переносицу? Какой ответ они ищут во мне? Или что хотят сказать своими рубиновыми зрачками?
Порт-О-Франсе оказался переметенной снегом станцией, и абсолютно без тихой гавани. ВетрА. ВетрА тут выли дико. Ураганы, выходившие из себя вон в открытом океане, немного стихли, упершись в несокрушимое плато, но прорывались отдельные отряды и сыпали в лицо колючим зарядом. Выползающие было туманы, разрывались в клочья немедленно. Даже робкая трава, клонясь к ржавой прозябшей земле, не тешила себя надеждой, но не погибала сразу, а, даже, порой, стряхивала с себя снежинки. Из-за низкого давления в этих широтах, улегшийся снег был похож на мягкое мороженое.
Но мы распластались у причала, заведя концы на могучие стальные сваи, и стали заниматься своим делом. Пятьдесят человек научной колонии оказались неисправимыми французами, любопытными, добродушными, но не знающими ни слова, кроме своего, до сих пор мной непостижимого, языка, быстро исчерпали свою жажду в общении и исчезли. И опять стылая земля у наших бортов оказалась милее прихватывающей настырным ледком соленой воды. Человек вышел из океана, но, все-таки, вышел к берегу…
Кроме нас, там стоял японский китобой. Экипажа мы так и не увидели. Лишь раз мелькнул угрюмый узкоглазый человек мимо меня на причале и все. Но меня это не удивило. В корешах у меня ходил Саня Колесников, гарпунер, элита промыслового флота, загребающий огромные деньги, но глубоко несчастный человек, вынужденный девять месяцев в году убивать себе подобных на краю света. Из которых потом делают тупую колбасу, расчески и духи. Адская работа. Когда я впервые увидел китов в океане, я понял, что с последним из них исчезнет и океан. Киты держат океан. А, заодно, и весь мир. На себе. Не верите?...
Последний раз редактировалось fregat Пн авг 03, 2009 13:02, всего редактировалось 1 раз.
И никто пути пройденного у нас не отберет...
Re: Мои океаны
Где это? Можете предоставить карту?fregat писал(а): остров Кергелен..
…
Не в курсе, а разьве промысел китов ещё не запретили?fregat писал(а):
Кроме нас, там стоял японский китобой. Экипажа мы так и не увидели. Лишь раз мелькнул угрюмый узкоглазый человек мимо меня на причале и все. Но меня это не удивило. В корешах у меня ходил Саня Колесников, китобой, элита промыслового флота, загребающий огромные деньги, но глубоко несчастный человек, вынужденный девять месяцев в году убивать себе подобных на краю света. Из которых потом делают тупую колбасу, расчески и духи. Адская работа. Когда я впервые увидел китов в океане, я понял, что с последним из них исчезнет и океан. Киты держат океан. А, заодно, и весь мир. На себе. Не верите?...
Я знаю, что эскимосам в Берлоу, разрешают забить два кита в год. Это у них национальная еда и традиция. А те, которые не эскимосы наверное могут прожить без уничтожения китов?
Ну, а рассказ, конечно замечательный. Проходить через пролив Дрейка! Это что-то. Слышала, что там всегда штормы, и людям тяжело, морская болезнь донимает, да и кораблю тяжело.
Побывать в Патагонии, места очень отдалённые.