про жисть его горькую,
про бесов, Растудыта и Едрита,
да чертову тещу, Едреню Феню,
ядовитее ангидрита.
Было оно
Не очень давно,
Тому назад самую малость.
В селе, не помню, как называлось,
С дальнего краю, подле пригорка,
Жил да был мужичок Егорка.
У мужичка Егорки – ни хлеба корки,
Ну, как в поговорке:
Здоровьишко не ахти,
В дому шаром покати,
Во поле – лебеда.
Не хозяйство – беда,
В-точь, сглазил кто.
И карман у него – решето,
Положит монету –
Фьюить, и нету.
В-обчем, жисть – что коровий помет,
Кто знает, поймет.
Егор ее втихаря
Крыл почем зря.
Эдак, для куража,
Обложит в три этажа,
И вроде как полегчало.
На том сказке начало.
Добра у Егора было –
Соха да кобыла,
Печь с трубой,
Двор с избой,
Кафтан из рогожки,
Да мышь в лукошке.
И жить бы можнО,
Да одно но:
Как-то его кобыла
К заутрене приуныла,
К обедне заболела,
К вечерне и околела.
Была жисть у Егорки
Не слаще махорки,
А теперь, слышь-ка,
И вовсе крышка.
Нет кобылы – нет жита.
Как теперь жить-то?
Мужичок Егорка
Всплакнул горько,
Прочел «Отче наш»:
Знать, все, шабаш.
Принес из овину
Гроб-домовину,
Взгромоздил на полати,
Да и лег помирати.
Протопилась печка,
Догорела свечка,
Дело к рассвету,
А смерти нету.
Лежит Егор, дышит,
И вдруг шорох слышит.
Вот те раз!
Приоткрыл глаз –
И на тебе:
Чужие в избе.
Вроде как, мужички,
Кабы не пустячки:
Видом-то не просты:
Рога у них да хвосты,
И рожею тож
На черта кажный похож:
Нос крючком,
Борода пучком,
В глазах зрачки
Черны, что жучки.
Вот бесы, оба,
Стали у гроба,
И один говорит:
«Глянь-ка, братец Едрит,
Крепка нечистая сила,
Еще однова скосила.
Конец Егорке,
Откинул опорки».
«Да уж, брат Растудыт»,-
Брат Едрит говорит,-
«Впредь будет знать,
Как нас поминать!
Чертыхался днесь,
Нынче ж вышел весь.
Поделом балбесу:
Не взывай к бесу».
Бес Едрит
Результат лицезрит,
Нетерпеньем горит:
«Доложим»,- говорит,-
«Главному черту,
Пусть примет к учету:
Кончена, мол, работа,
Свели в гроб обормота».
От этого разговора
Забурлила кровь у Егора.
«Зря вы»,- думает,- «Козлоноги,
Застили мне дороги.
Я вам этого так не спущу,
И обоих-то враз окрещу».
Выпростал из гроба персты,
Да бесов-то – цоп за хвосты!
А у нечисти сила где?
Ясно дело, не в бороде.
И нечистые наши други
Взвыли разом, как две белуги:
«Отпусти, Егор»,- говорят,-
«Клянемся»,- говорят,- «Вдругоряд
В избу твою ни ногою,
Ни одною и не другою».
«Нет как нет»,- говорит Егорка,-
«Будет вам хорошая порка.
Преподам нечистым урок,
Чтоб хватило на долгий срок.
Не останусь у вас в долгу,
Коль хвосты-то поотстригу».
Видят бесы – Егор не шутит:
Хвосты на левую руку крутит,
Шарит правой топор у печи:
Осерчал вконец человече.
При таком повороте дел
Рогатый дует по-иному запел:
Мол, клянемся себя блюсти,
Сделай милость, Егор, прости,
Топора, мол, не заноси,
Все, что хочешь, взамен проси!
Присел тут Егор на гроб,
Зачесал затылок да лоб.
Думает: «Была не была!
До могилы уж нужда довела.
Коль жисть не в цене,
Терять нечего мне.
Прищучу черта –
Мало почета.
Уж лучше милость явлю,
Чем с голодухи в петлю.
Добро – оно не порок,
Авось, да и выйдет прок».
И молвит Егор: «Лады!
Наелся уж я лебеды,
Хочу, чтоб теперь всегда
Была бы в дому еда.
Обеспечьте-ка мне разносол:
К завтраку кашу, к обеду – мосол.
Ну и, конечно, к ужину –
Блинов эдак с дюжину.
Чарку водки, да кисет самосада –
Все, что мне от вас, бесов, надо.
Снабдите на век, не менее,
И катитесь к Едрене Фене.
Берет бесов досада,
А платить-то надо.
И отдали Егору
По уговору
Волшебную ложку,
Да к ложке плошку.
Стукнешь по плошке ложкой –
Будет плошка с окрошкой.
Не хошь окрошки –
Спроси картошки у плошки.
Спроси у посуды сей
Хочь жареных карасей,
Хочь гречи, хочь ячменю –
Спроворит любое меню.
К посуде – волшебный штоф,
В котором питье ста сортов,
От пива до первачу,
В обчем, пей, не хочу.
А к штофу – кисет табака,
В ём табак не кончался пока.
И зажил, как царь, Егорка:
На завтрак ему – икорка,
К обеду ест калачи
С вареньем из алычи,
К ужину – суп харчо.
Жисть, в обчем, ничо.
Еды – некуда класть,
Ест-пьет всласть,
Не зная нужды да глада,
И помирать не надо.
Стал даже ширеть в талии.
Ан, слухайте сказку далее.
В-обчем, живет Егор:
Попивает коньяк да кагор,
Опосля, значить, не будь дурачок,
Покуривает Егор табачок.
А то назовет гостей
Со всех волостей,
Всех накормит от пуза:
Егору гость – не обуза,
Вот и ходит к ему все село.
А бесам невесело:
Не вредить обещали.
Осунулись, отощали,
Донельзя извелися оба:
Душит нечистых злоба.
Желчь – не мед,
Любого проймет,
Наскрозь, что хлорка.
Обидел нечисть Егорка:
Оставил бесов
Без деликатесов,
Без выпивки, без табака.
Хочут бесы известь мужика.
И пошли оне, с голоду тощи,
За советом к чертовой теще.
У чертовой тещи, Едрени Фени,
Голос подобен пожарной сирене,
Глаза у нее – как плошки,
Нос – навроде картошки,
Уши у ей – как пельмени,
Едва тарелки помене.
В кажном ухе – по пуду серьга,
На голове – рога.
В-обчем, ёйная рожа
Черт знает, на что похожа.
С виду – и то ядовита,
Хуже уксусного ангидрита.
Этот самый-то ангидрит
Нашим бесам и говорит:
«Обалдуи! Безмозглые дурни!
Вас умней даже пни в смолокурне!
Одного мужика до петли
От нужды довести не смогли!
Не смогли совладать с Егором,
Род бесовский покрыли позором!
И теперь из-за вас, тунеядцев,
Род бесовский не станут бояться».
Долго, в-обчем, она их стыдила,
Напоследок навроде кадила
Задымилась аж:
Вошла баба в раж.
А когда баба в раже,
Чего ж гаже?
Ан, как ни бойка,
Поостыла слегка,
Села в тенек,
Дает бесам намек,
Сиречь, диктует инструкцию,
Как устроить Егору обструкцию.
Внемлите, мол, дураки,
Вдругорядь повторять не с руки,
Как запутать ворога в тернии:
Сыщите в той же губернии
Однова барина-господина,
Тощего, что жердина.
Он оттого худеет,
Что лишь о себе радеет.
Сей барин вам будет полезный,
Поскольку не может, болезный,
Чужого достатка снесть:
Про чин забыват и честь,
Не может ни пить, ни есть,
Не может ни стать, ни сесть,
В-точь, седалище энтого барина
Становится наскипидарено.
Вы, дурни, не бейте баклуши,
Нашепчите барину в уши,
Что так, мол, и так,
Был, мол, Егор бедняк,
А теперь у Егора добра гора,
И гору ту заграбастать пора».
Улыбнулся Едрит,
С тоски неделю небрит.
У Растудыта тоже
Перемена в роже.
Повеселели, гады:
Знать, каверзе рады.
Копытами застучали:
План воплощать помчали.
Сыскали барина сразу.
На том середка рассказу…
Барин Кирилл, аккурат с утра,
Производит осмотр добра.
По подвалам плутает,
Сундуки считает.
От стараний у барина
На лбу испарина.
Добра накопил полно,
Сбиться немудрено.
Собьется со счета,
Помянет черта,
А нечисти это весело:
На шею села, копыта свесила.
В одно ухо бубнит бес Едрит,
В другое Растудыт говорит.
«Не дело»,- шепчут,- «Кирилл,
Чтоб Егорка добром сорил.
Пойди, мужика надури,
Скарб Егорки к рукам прибери.
Мол, не дело ему, холопу,
Задарма набивать утробу.
Раскатал, мол, Егор губу,
Ан, увидим его в гробу!»
В-обчем, нечисть того Кирилла
Очень быстро уговорила.
Потерял Кирилл аппетит,
Днем и ночью, значить, грустит,
Думает, значить,
Как мужика одурачить,
Как добро отъять у Егорки.
Морду морщит, как от касторки,
Чешет лоб, ковыряет нос:
Работает на износ.
Дён пять думал он, ан
Измыслил коварный план.
Решил Кирилл: возьму
Вещи, один к одному,
Чтоб, значится, были схожи,
Кисет, и ложка, и плошка тоже.
И штоф такой же найду.
Жди, Егорка, беду:
Съем я твою стряпню,
Да вещи-то все подменю.
Одел Кирилл свои мощи
В одежонку попроще,
Да помчался, худой от злости,
Незваным к Егорке в гости.
У Егора – гостей рой.
Идет, значить, пир горой.
Столы составлены в ряд,
Едят и пьют все подряд.
А Егор, простая душа,
За прокорм не берет ни шиша.
И водкой поит задарма:
Мужик-то простого ума.
Садится барин Кирилл с краю,
Молвит: «Выпить хочу – помираю».
Наливает в стакан коньяк дорогой,
А штоф на стол возващает другой,
Самый, что ни на есть, простой,
Ну, тот, что бывает пустой.
И сидит, гад, раденек:
Считает, сколь выгадал денег.
Снова выждал момент Кирилл,
И молвил: «Я б закурил!»
Из кисета волшебного взял табаку,
А сам-то, ясно и дураку,
Вертает Егору кисет не тот.
Улыбается во весь рот:
Тать – он и в Африке тать,
Чужое б только хватать.
И хватает, гад,
Хоть и так богат.
Радуется Кирилл:
Егорку почти разорил.
Отъять осталось плошку да ложку.
И тут наш тать допустил оплошку…
Поставил Егор угощенье для гада –
Съешь, говорит, сколь надо.
А Кирилл-то, в-точь, год не едал,
С аппетитом не совладал,
И ну набивать нутро.
Жаден рот на чужое добро,
Оторваться не может, жила:
С дармовщины башку вскружило.
Сидит Кирилл, ест и ест.
Расплылся по лавке на пять ажно мест,
Ан, все у плошки не видно дна,
Полна едой она и полна.
Кирилла пот прошибает аж.
Пора бы Кириллу сказать «шабаш»,
Да восвояси податься домой,
А он уминает халву с хурмой,
Заедает лапшу беляшами,
Аж пищить у его за ушами.
В-обчем, пищи самой разной Кирилл
Пудов этак восемь приговорил,
Фигурой стал навроде овала,
И тут… его разорвало.
Осталась от Кирилла фекалиев горка.
Глядь на нее Егорка,
А там Растудыт и Едрит.
Ан, каков колорит:
Оба свиней не краше,
По уши в дерьме и каше.
Взял Егор по полену в руки,
Да и всыпал им для науки.
Гости тож не сидели без дела:
Трудились – изба гудела.
Насилу, в-обчем, те два врага
Оттель унесли и хвосты, и рога.
И то поделом дуракам:
Под руку не лезь мужикам.
Коль гость не в чести,
Так и в дом не части.
С этих-то самых пор
Не сквернословит Егор,
Бесов не поминает,
Живет, горя не знает.
И доселева нечисть к Егорке
Не заходит и на задворки,
Знать, память у ей крепка,
Помнит русского мужика.
А кто без жадности-злости,
Пожалуй к Егорке в гости.
Ешь, пей, табачок кури,
Хозяина благодари.
У Егорки гостей полно.
Пил и я у него вино.
Ел, добавки не попрося,
В майонезе я карася.
А как съел я того карася,
Тут и сказка-то вышла вся,
Как водится на Руси.
Кто дослушал – тому мерси.
_________________
Алексей
