Конфликт произведения, очевидно, оригинальным назвать нельзя. Неразрешимое противоречие между «личным» и «общественным» – стандартный двигатель сюжетов трагедий еще со времен античности. А трагичность финала сомнений не вызывает. Впрочем, кроется она не в том, что «все умерли». Это, пожалуй, было бы слишком банально. Нет-нет, напряженность ситуации гораздо более глубока и, наверное, значительна. Однако обо всем по порядку.
Для начала необходимо, наверное, определиться с жанром произведения, форма которого тяготеет к рассказу. Об этом говорит относительно малое количество действующих лиц и сюжетных линий и связанная с этим достаточная простота сюжета. Впрочем, при более детальном рассмотрении в произведении можно обнаружить следы жанра детектива и драмы. Последняя проявляется в большом количестве диалогов, которые и несут основную нагрузку по характеристике героев.
Обращает на себя внимание начало произведения, где претендующие на лиризм фрагменты (после дневной жары наступившая ночь принесла облегчение; прохлада, наконец, одолела июльский зной; яркие звезды… высветились во всей своей красоте, завладев на секунду вниманием) достаточно регулярно чередуются с описанием характера военных действий и очевидно контрастируют с такими разговорными выражениями, как «готовы были расплавиться мозги», «сортир стоял в двух десятках шагов». Особенно ярко этот контраст проявится и подтвердится мыслью Алексея, возникшей в первые минуты счастливой встречи с Ольгой: «... Ты положила руку на плечо, и сквозь рубашку и пиджак я почувствовал, как она жжет, словно крапива по голой коже... Игра начала захватывать. В глубине воспоминаний вдруг стали растворяться будни, грязь полевого бытия, постоянное напряжение нервов, готовность к смертельной схватке, бессонные ночи, вся жестокость войны». Противопоставление жизни и любви смерти и войне, как мне кажется, достигает кульминации в сцене утреннего разговора Иванцовой и Каратова. Совершенно простое, на первый взгляд, предложение («Как это часто бывает на войне, ночь выдалась бессонная») хочется перечитывать снова и снова, ведь перед нами тот редкий случай, когда содержание сказанного значительно глубже своей формы и имеет в своей основе сочетание несочетаемого. Обобщение в начале предложения, предполагающее образ разрушения («как это часто бывает на войне»), противопоставлено сути фразы в целом, ведь читатель знает, что ночь была бессонной не из-за взрывов снарядов и перестрелок, а из-за любви, силы созидательной по самой сути своей.
Поскольку вскользь уже были упомянуты некоторые действующие лица рассказа, продолжу свой анализ рассмотрением системы персонажей произведения. Доминантное положение в ней занимают три героя, оказавшихся в ситуации выбора: генерал-полковник Рокотов, вынужденный выбирать между жизнью одного человека и десяти тысяч (а количественный перевес в таких случаях, как мы знаем, процесса принятия решения не облегчает), сержант Иванцова, выбирающая между осведомленностью и неведением (впрочем, не полным, ведь девушка догадывается о том, что, скорее всего, не вернется) и, наконец, капитан Каратов. Последний несет особенно серьезную идейную нагрузку, так как вынужден решать обе вышеназванных проблемы: он «ставит на чаши весов» жизнь одной, но очень любимой женщины, и судьбы многих людей, которые для него не менее важны (достаточно посмотреть на это его «проверил наличие сухих пайков – неизвестно, кто и когда будет их кормить»).
Особенно знаменательно, что до этого момента Алексей не отличался особенной решительностью. Ольга, ни разу не упрекнувшая его за исчезновение восемь лет назад, несколько раз отмечает это его качество, очевидно, с обидой, которую, быть может, не осознает до конца: «Нет, не дождусь я сегодня крепкого мужского поцелуя! Ты опять, как в школе», «Я тогда тоже думала, что не дождусь», «Плохо мечтал, раз смог положить только в последний день». И, наконец, заставляет задуматься мысль самого героя: «Правда, смущало, что он никогда не играл раньше с Ольгой. Видимо, просто боялся» (чего? того, что ему откроется в возлюбленной – «игра раскрывала многих», или того, что откроется ей?).
Но в конце произведения Каратов меняется. Со мной могут спорить, я и не претендую на истину, но мне кажется, что герой стал сильнее, «взрослее», что ли, в чем ему несомненно помогла Ольга. Не случайно одними из последних слов девушки (до долгожданного и долго утаиваемого признания в любви) была мольба о суровом мужестве, где она буквально вынуждает его взять на себя ответственность за ее судьбу: «Стой! Молчи! Молчи, капитан! — мягкий металл в голосе превратился в сталь. — Ты ведь знаешь... ты знаешь то, что нельзя знать мне! Да? Так? Я... я чувствую... Ведь нельзя мне знать? Так? Молчи! Молчи, капитан! Молчи, Алешенька! Ты же солдат! Ты не имеешь права! Я тебе приказываю — молчи! Все!»
И Алексей решается. Прорыв происходит не только на поле сражения, но и в его душе. Да, этот прорыв героя ломает, заставляет броситься на амбразуру в прямом смысле этого слова, но он совершается.
Безусловно, замечателен финал рассказа, трагизм которого (я обещала показать свое видение его еще в начале анализа) заключен в словах генерала Рокотова: «А в остальном ты прав, полковник Клин. На верную смерть, не дав ни малейшего шанса…» В этом многоточии все: и понимание того, что теперь случившееся будет с ним всегда, и ужас войны, заставляющей принимать безжалостные по сути своей и тяжелейшие решения… И вот это уже – подлинная трагедия, причем не только Рокотова или Каратова (не случайно в рассказе не приведен ни один топоним, не даны названия местности, населенных пунктов, фронта – везде предельное обобщение), но и всего человечества.
Нам, помню, на первом курсе так и сказали: готовьтесь, через несколько лет вы не сможете читать книгу, как обычные, нормальные люди, и просто наслаждаться сюжетом. Вот это, видимо, и произошло. Впрочем, я предпочитаю считать себя все-таки лингвистом, потому что литературоведы (причины я уже обозначила) меня никогда слишком не привлекали 
Я рад!