Помоги себе сам...
Добавлено: Вт июн 02, 2009 2:47
Просыпаться не хотелось… Нет, сон закончился, оборвав падение в бездну, не хотелось открывать глаза. Не хотелось видеть солнце. Да какое, к черту, солнце! Не хотелось видеть циферблат часов, белый, блестящий…и стрелки там, вечно упавшие на пол шестого. Единственный раз в сутки, когда глаза упираются в проклятые часы. Потом, кое–как, их не замечаешь, а после восьми не наблюдаешь…
Правое веко, в которое бьет чертов луч, воспаляется и начинает резать нестерпимо. Надо повернуть голову, но не хочется. Рот пересох до гортани…невесомые губы не могут сомкнуться и храпят по инерции, вздрагивая…
Все – таки, кадык дернулся, измученный жаждой, с трудом протолкнув себя в иссушенную глотку…даже губы невозможно облизнуть распухшим языком…
Бесполезная голова с трудом повернулась на голой подушке, и единственный открытый глаз уперся мутным зрачком в помятый зеленый тульский чайник. Носик его нагло торчал вверх, издеваясь. Не дотянуться… Сколько его не гипнотизируй, он не склонится, сука! А ведь еще недавно лакей бережно поддерживал голову, вливая осторожно шампанское в раскаленную глотку…где же вы все, иудушки?...
Однако, жажда не проходит…Левая рука, движимая не мускулами, а пересохшими нервами, в конвульсиях добралась до тумбочки, с третьей попытки опрокинула носатое чудовище на лицо и обессилено грохнулась на пол, отбив кончики пальцев. Больно не было. Пропали все чувства, кроме желания пить. Острый эмалированный хобот больно ударил под левый глаз и не пролил даже капли. Матовые губы, все - таки, успели ухватиться за холодный изгиб, но втянули в себя только воздух, которым можно было дышать и так. Пока еще можно. Но пить хотелось больше, чем дышать. А, еще лучше, выпить. Вот! Вот это волшебное слово.
Все, теперь можно вставать. Теперь должно получиться. Все равно кто-то сгоняет в магазин и поднимет остальное воинство. Только бы знать, кто тут остался. Толян? - слабо вспоминал я вчерашних визави. Или Витька? В квартире стояла оглушительная тишина, только проклятые часы били громко в затылок. Так, надо взять себя в руки и вставать!
Меня звать Виктор Сергеевич, я филолог и два раза был напечатан в « Серпуховском рабочем». Но дело не в этом. Дело в том, что я был при деле. И в особом отделе.
«Блять», - вырвалось у меня нецензурное слово –«...но, как же, все таки, встать с постели?»
Ха! Я знал один способ. Нужно просто скатиться вниз, налево, к окну и, если ты ни на кого не наткнешься, то минут через пятнадцать, озябший у отключенной батареи, поднимешься хотя бы на четвереньки и отправишься в клозет. У нас все прилично. Ходят по нужде в строго отведенные места. Хотя и мимо, сволочи.
…Я ткнулся всем своим лбом в заиндевевшее стекло и благодать начала медленно на меня спускаться. Иней, пролезший снаружи, впитываясь в надбровные дуги, разгонял внутри меня жар и унылые мысли. Нам, алкашам, зимой лучше. Летом нас терзает зной, обливая бесконечным вонючим потом. А зимой можно просто вцепиться в окно и возродиться. Восстать из пепла, как сказал бы я…
Я с вами спорить не буду. Я мразь. Я опустившийся бесконечно. Но!
Я свободный человек! Я свободен от всего – от обязательств, от клятв, данных когда-то, от договоров, связывающих других по рукам и ногам, от брачных уз, наконец. У меня есть Толян, Витек и Толянова шмара Оксана. Это мой коллоквиум. Мне с ними хорошо и уютно. Они хоть что-то понимают в жизни. С ними можно говорить бесконечно. Когда они засыпают внезапно, я кручу ручку настройки волны радиолы «Riga». Там тоже есть с кем поговорить. Ведь я знаю четыре языка, среди них и латышский. У меня там друг живет – Айгарс Янович Меерс. Тоже доцент.
7: 12 утра… Как бесконечно долго тянется время. Пора на работу. Я теперь работаю созерцателем. Смотрю в ледяное окно и знаю все про всех давно. Эта лялька с черными волосами, живущая ниже, сейчас пойдет только в садик с двоими своими уже детьми. Сосед сверху, алкаш, похоронивший два года назад жену, тоже мрачно выполз из подъезда, однако, ботинки сверкают, поперся на работу в соседний гастроном, грузчик он там. Так…расползаются все мои соседи по городу, теряются в нем на время. Вечером опять соберутся в каменные мешки свои. Ууууууу…
7: 47… Время застыло…
Вдруг вижу - 7: 48!!!
Все – пора! Засобирался, одеваться не надо – спим не раздеваясь, не барины, чай. Сила в ногах временная появилась, боль в груди отступила, дыхание выровнялось. Сейчас, подождите, все наладится, все вспомню, все припомню!!!
Нет времени лифт ждать, сбегаю с двенадцатого этажа пешком, глотая в себя сладкий дым из последней сигареты, подожженной между 9 и 10 –м этажом. Когда, запыхавшись, бежишь, кушая вонзающийся в легкие дым, можно накуриться на день, харкая потом всей утробой захлебываясь, и экономя на этом.
Стылый воздух ударил в меня, да не до него мне.
8: 03 !!!
Знаете ли вы, сволочи, как надо жить человеку на свете? Человек должен жить в гармонии с собой. И не насиловать себя. Себя и своих близких.
И еще…вот сейчас…пока портвейн блаженным огнем разливается в моей груди, у меня есть немного времени на вас…
Сейчас… вот… уткнулся Он в желудок и пустил моментально сладкие метастазы по всему организму…
Сейчас…
подождите
не могу…замыкаются почему-то веки и разноцветный щит встает перед глазами…это воины наши идут в бой…
войско
князя какого-то
вещего
Правое веко, в которое бьет чертов луч, воспаляется и начинает резать нестерпимо. Надо повернуть голову, но не хочется. Рот пересох до гортани…невесомые губы не могут сомкнуться и храпят по инерции, вздрагивая…
Все – таки, кадык дернулся, измученный жаждой, с трудом протолкнув себя в иссушенную глотку…даже губы невозможно облизнуть распухшим языком…
Бесполезная голова с трудом повернулась на голой подушке, и единственный открытый глаз уперся мутным зрачком в помятый зеленый тульский чайник. Носик его нагло торчал вверх, издеваясь. Не дотянуться… Сколько его не гипнотизируй, он не склонится, сука! А ведь еще недавно лакей бережно поддерживал голову, вливая осторожно шампанское в раскаленную глотку…где же вы все, иудушки?...
Однако, жажда не проходит…Левая рука, движимая не мускулами, а пересохшими нервами, в конвульсиях добралась до тумбочки, с третьей попытки опрокинула носатое чудовище на лицо и обессилено грохнулась на пол, отбив кончики пальцев. Больно не было. Пропали все чувства, кроме желания пить. Острый эмалированный хобот больно ударил под левый глаз и не пролил даже капли. Матовые губы, все - таки, успели ухватиться за холодный изгиб, но втянули в себя только воздух, которым можно было дышать и так. Пока еще можно. Но пить хотелось больше, чем дышать. А, еще лучше, выпить. Вот! Вот это волшебное слово.
Все, теперь можно вставать. Теперь должно получиться. Все равно кто-то сгоняет в магазин и поднимет остальное воинство. Только бы знать, кто тут остался. Толян? - слабо вспоминал я вчерашних визави. Или Витька? В квартире стояла оглушительная тишина, только проклятые часы били громко в затылок. Так, надо взять себя в руки и вставать!
Меня звать Виктор Сергеевич, я филолог и два раза был напечатан в « Серпуховском рабочем». Но дело не в этом. Дело в том, что я был при деле. И в особом отделе.
«Блять», - вырвалось у меня нецензурное слово –«...но, как же, все таки, встать с постели?»
Ха! Я знал один способ. Нужно просто скатиться вниз, налево, к окну и, если ты ни на кого не наткнешься, то минут через пятнадцать, озябший у отключенной батареи, поднимешься хотя бы на четвереньки и отправишься в клозет. У нас все прилично. Ходят по нужде в строго отведенные места. Хотя и мимо, сволочи.
…Я ткнулся всем своим лбом в заиндевевшее стекло и благодать начала медленно на меня спускаться. Иней, пролезший снаружи, впитываясь в надбровные дуги, разгонял внутри меня жар и унылые мысли. Нам, алкашам, зимой лучше. Летом нас терзает зной, обливая бесконечным вонючим потом. А зимой можно просто вцепиться в окно и возродиться. Восстать из пепла, как сказал бы я…
Я с вами спорить не буду. Я мразь. Я опустившийся бесконечно. Но!
Я свободный человек! Я свободен от всего – от обязательств, от клятв, данных когда-то, от договоров, связывающих других по рукам и ногам, от брачных уз, наконец. У меня есть Толян, Витек и Толянова шмара Оксана. Это мой коллоквиум. Мне с ними хорошо и уютно. Они хоть что-то понимают в жизни. С ними можно говорить бесконечно. Когда они засыпают внезапно, я кручу ручку настройки волны радиолы «Riga». Там тоже есть с кем поговорить. Ведь я знаю четыре языка, среди них и латышский. У меня там друг живет – Айгарс Янович Меерс. Тоже доцент.
7: 12 утра… Как бесконечно долго тянется время. Пора на работу. Я теперь работаю созерцателем. Смотрю в ледяное окно и знаю все про всех давно. Эта лялька с черными волосами, живущая ниже, сейчас пойдет только в садик с двоими своими уже детьми. Сосед сверху, алкаш, похоронивший два года назад жену, тоже мрачно выполз из подъезда, однако, ботинки сверкают, поперся на работу в соседний гастроном, грузчик он там. Так…расползаются все мои соседи по городу, теряются в нем на время. Вечером опять соберутся в каменные мешки свои. Ууууууу…
7: 47… Время застыло…
Вдруг вижу - 7: 48!!!
Все – пора! Засобирался, одеваться не надо – спим не раздеваясь, не барины, чай. Сила в ногах временная появилась, боль в груди отступила, дыхание выровнялось. Сейчас, подождите, все наладится, все вспомню, все припомню!!!
Нет времени лифт ждать, сбегаю с двенадцатого этажа пешком, глотая в себя сладкий дым из последней сигареты, подожженной между 9 и 10 –м этажом. Когда, запыхавшись, бежишь, кушая вонзающийся в легкие дым, можно накуриться на день, харкая потом всей утробой захлебываясь, и экономя на этом.
Стылый воздух ударил в меня, да не до него мне.
8: 03 !!!
Знаете ли вы, сволочи, как надо жить человеку на свете? Человек должен жить в гармонии с собой. И не насиловать себя. Себя и своих близких.
И еще…вот сейчас…пока портвейн блаженным огнем разливается в моей груди, у меня есть немного времени на вас…
Сейчас… вот… уткнулся Он в желудок и пустил моментально сладкие метастазы по всему организму…
Сейчас…
подождите
не могу…замыкаются почему-то веки и разноцветный щит встает перед глазами…это воины наши идут в бой…
войско
князя какого-то
вещего
